Победитель в номинации «Поэзия» Алексей Ерошин, г. Новосибирск. Стихотворения

Победитель в номинации «Поэзия» (среди авторов младше 18 лет) Евгения Захарчук, 15 лет, Красноярский край, г. Железногорск. Стихотворения

Алексей Ерошин. Стихотворения

Невозвращение

Обезлюдел,
Опустел,
Отжил
Старый дом у безымянной речки.
Тёплый дух
Ушел из русской печки –
Так уходит в землю
Кровь из жил.
Поутру

Потерянным щенком
Голосит в трубе продрогший ветер –
По траве росистой
На рассвете
Некому прошлёпать босиком.
Не разбудит внука по старинке
Звон молочных струек о ведро.
С лавки
Не прищурится хитро
Рыжий кот
На пенки в тёплой крынке.
Выстрелы пастушьего бича
Хлёстким эхом
Не вернутся с луга.
Пёстрая пугливая пичуга
Не вспорхнёт на ставень, щебеча…
Зарастает в детство колея.
Видно, память стала слабовата…
Неужели
Я здесь был когда-то?
Был ли это я?
И был ли… я?..

 

Собачье сердце

Блажен, кто свято верит в чудеса.
Он верил,
Терпеливо ждал во мгле, и
Двуногий Бог
Из двери бакалеи
Вдруг
Снизошёл
До брошенного пса.
И обратились явью миражи,
И в снег упал хрустящий бок батона,
И баритон божественного тона
Великодушно произнёс:
«Держи…»
Божественная длань
Коснулась лба,
Потом
Прошлась по-дружески
По холке,
И сердце пса
Рванулось на осколки,
И он подумал:
«Вот она, судьба!»
Не усомнившись,
Боже упаси,
Он без остатка отдал душу Богу,
И гордо шёл,
Счастливый,
С Богом в ногу
До самого маршрутного такси.
Когда горчично-желтое авто
Умчало в ночь
Его собачье счастье,
Он рвал безмолвным воем
Тьму на части,
Но этот вой
Не услыхал
Никто.

 

О природе непостоянства

Поговори со мной.
Поговори –
Об импрессионизме
И погоде –
О том, что постоянства
Нет в природе,
В чём убеждают нас
Календари…

Моне.
Гуашь.
Прохладные тона.
Твой синий плащ.
Капель звенит морзянкой.
По площадям и улицам хозяйкой
Ступает запоздалая весна.
И рядышком вышагивает с ней,
Замысливая мокрые проказы,
Босой апрель,
Мальчишка ясноглазый,
Весёлый, вечно юный сорванец.
По гулким крышам
Шествуя победно,
Сметает
Снеговую шелуху,
И солнца золотистый хула-хуп
По небу катит
Веточкою вербной…

Бумага.
Акварельный эпизод.
Июньским утром кисти Ренуара
Мы шлёпаем по краешку бульвара,
И поцелуи прячем в мокрый зонт.
Отмытый город, ливнем напитавшись,
Кружит в трамвайном ритме болеро.
Мы два часа
Прощаемся в метро,
И расстаёмся,
Так и не расставшись…

Этюд Сезанна.
Масло.
За окном
Слоится сумрак дымом желтоватым.
И мы с тобой опять бредём куда-то –
Не помню точно.
Кажется, в кино.
Умакивая кисть в осенний блюр,
Сентябрик-арлекин
С улыбкой мима
Играючи кладёт мазки кармина
На тротуар
В морщинках кракелюр…

Цветное фото.
Кодак.
Полутьма.
Тускнеют звезды в тишине рассвета.
Поговори со мной…
И нет ответа:
В душе и в комнате –
Зима,
Зима,
Зима…

 

Чёрно-белое кино

Водя смычком по голым нервам,
В окопе ныли комары.
Рванув «ТТ» из кобуры,
Старшой шагнул за бруствер первым.
Ах, как же было неохота –
Навстречу смерти
В двадцать лет,
Но ротный поднял пистолет
И заорал:
«Подъём, пехота!
Вперёд! За Родину! Ура-а!»
И отступила боль и жалость,
И льдистым комом что-то сжалось
Вдруг у четвёртого ребра.
Примкнув гранёные штыки,
Ощерясь яро-криворото,
Лавиной покатилась рота
Со смертью наперегонки.
Земля избитая сыра,
На сапогах, наверно, тонны.
Разрывы, хрипы, крики, стоны.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
Свистит свинец у головы.
Протяжно завывает мина.
Разрыв. Разрыв. И снова – мимо.
Огонь. Воронки. Лывы. Рвы.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
Скрежещут танковые траки.
И жаждет каждый мускул драки,
И ярость хлещет из нутра.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
В штыки, братва! Вот это дело!
Железо с хрустом входит в тело.
Вот-вот прогнётся немчура…
И вдруг внезапный выкрик:
«Снято!
Спасибо всем. Гасите свет.
Массовке можно в туалет.
Курите полчаса, ребята».

Уткнув разбитый нос в платок,
Сказал статист, игравший фрица:
«Эк, надо было умудриться!
Ну ты и вжился в роль, браток… »

 

Химера

Зима в Ливадии тепла.
В тиши,
Февральским утром сизым,
Хозяин
Наслаждался бризом,
На пять минут
Забыв
Дела.
Стоял у каменных перил,
В кругу
Охранного конвоя,
Глядел на море штормовое
И трубку
Чёрную
Курил.
Ему,
Мерилу всех мерил,
Своей не полагалось меры,
Но равнодушный взгляд Химеры
Его
Презрением дарил.
Нахально восседая рядом,
Она одна глядела –
Сквозь,
Вождя
Пронизывая взглядом,
Как доску – трёхдюймовый гвоздь.
Все те,
Вокруг,
Смотрели разно:
Боясь,
Восторженно
И зло,
И лишь она одна –
Бесстрастно,
Как сквозь оконное стекло.
Что ей вселенские напасти,
Что все властители,
Когда
Струится времени вода
Из глубины
Чугунной
Пасти?
Мелькают,
Суетно снуя,
Перед её колодцем лица,
Но так же
Продолжает литься
В пучину вечности
Струя.
И, как вода ни хороша,
Дано хозяину и гостю
Пригубить вечность
Только горстью:
Здесь нет ни кружки,
Ни ковша…

Зима в Ливадии тепла.
Шинель наброшена на плечи.
Хозяин ждёт начала встречи.
Прогулка кончена:
Дела.
Уинстон здесь,
И Франклин тоже:
Примчался, одолев хворобу.
Делить трофейную Европу
Ему опаздывать негоже.
Невозмутимый,
Как Аттила,
Вождь
Протянул в пространство руку,
И вытряхнул
В колодец
Трубку.
И вечность
Пепел
Поглотила…

 

Ловцы

Сжимая карандаш, как острогу,
Я жду прилива,
Время стерегу,
Пока ловцы на жёлтом берегу
В свои челны
Укладывают
Сети.
И солнце,
Ярко-рыжее, как сеттер,
Над горизонтом, согнутым в дугу,
Летит,
Летит,
Споткнувшись на бегу,
За звёздную границу
Ойкумены.
Танцуют блики в хлопьях белой пены.
Вздыхает море,
Отходя ко сну.
И розовые облачные туши,
Влекомы лёгким бризом с тёплой суши,
Плывут лагуной неба
В вышину,
Откуда полумесяца блесну
По наши романтические души
Спускает некто,
Рыболов небесный.
Его приманки
Сто веков известны,
А я всё насмотреться не могу,
И в эти снасти попадаю снова,
Хоть я и сам большой любитель лова,
И каждый вечер
Здесь,
На берегу,
Сжимая карандаш,
Как острогу,
Я жду прилива,
Время стерегу,
И в чистый лист
Забрасываю
Слово…

Евгения Захарчук. Стихотворения

 

1242

Пеплом раскинулись
В ширь и длину снега,
Кровью не сыпались
Чудские берега,
Люду мерещится
Птица Сирин в жёлтых облаках.
Долго ли ждать врага,
Песня её страшней,
Где на шлемах рога,
Где стук копыт коней?
Что песне встретится,
То немедля обратится в прах.

К Богу стремясь, застыл,
Будет изгнанник, был,
Плача, стоит, молясь,
Наш новгородский князь.
Плещется красный свет,
В копьях шумит рассвет,
В стрелах и топорах
Чуется вещий страх!

Слышишь чужую речь,
Слышишь ли стройный ход?
Слышишь, тевтонский меч
В кровь обратил восход!
Лязг с топором мечей —
Эта песня мукой душу рвёт.
Там человек, и он
Пал наземь, не встаёт,
Сирин отравлен звон,
Горько она поёт!
Красный течёт ручей,
Знать бы кто к победе доживёт.

Клича багряный сок
В жилах твоих потёк,
Ноет подбитый хрящ,
Красным стал красный плащ.
Сколь не минуло лет,
Нет правды у легенд,
Треснуть не может лёд,
Гибнет простой народ!

Песню смертельную,
Сирин, ты утоли,
Краской кисельною
Очи не забели,
Нас на земле родной
Ожидают, думами томясь.
Понял, иду в капкан,
Понял, но не предам,
За Александров план
Жизнь я свою отдам,
Певчей души струной
К звёздам нежным звоном устремясь.

В битве бурлят полки,
Злые клинки крепки,
Сирин напев умолк,
Вышел засадный полк.
Тьмы смылась пелена,
Веются знамена,
Там, среди них, Христос
К небу глаза вознёс…

 

Гром

По песку, по мостовой,
По траве, по тротуарам,
По сиреневым бульварам
Бежит девочка с ведром
Босиком.

Дождь бежит по мостовой,
По траве, по тротуарам,
По сиреневым бульварам,
Ну а девочка с ведром —
Под дождём.

Грохот слышит мостовая,
И трава, и тротуары,
И цветущие бульвары,
Капли падают в ведро.
Это гром.

 

Солнце встаёт в тишине

Ты знаешь, солнце встаёт в тишине,
Не слыша громких фанфар.
Танцует лучисто оно на окне,
А зорька — его гонорар.

Ты знаешь, солнце встаёт в тишине,
И утренний крик петухов
Услышать ему не дано и во сне,
В навек самом тихом из снов.

И там, где солнце встаёт в тишине,
Наверно, цветёт виноград.
И цвет его рдяный поёт по весне,
А осенью сыпется в сад.

Когда ты будешь опять во дворе
Ночами вдыхать горький дым,
Опомнись, солнце встаёт на заре!
Давай же с тобой помолчим.

 

За окном чернеет вихрь…

За окном чернеет вихрь,
И рыдают за окном,
И в окно стучатся лихо,
Стонут криком за стеклом
Неба мрачные раскаты,
Слёзы первые любви,
Арии поют гранаты,
Грома певчи соловьи.

Видели Шекспира пьесы,
Стопкой лёжа на столе,
Будто Пушкинские бесы
Промелькнули в этой мгле.
В стоне бешеном резвились
И смеялись надо мной.
Беспорядочно носились,
Исчезая под землёй.

Я сижу, пью чай, болею.
Что же — тоже хороша —
Фантазёрка! Звонкой трелью
Всё терзается душа.
Увидала как-то раз
При цилиндре и плаще
Наутилусовский князь,
Возродившийся кощей,
Сера тень в ночи глубокой,
Вдвое выше тополей,
Дышит немою тревогой
Царь безмолвья и теней.

На столе лежит скатёрка,
Белизной не режет глаз.
Книги тёртая обложка
Со стола глядит на нас.
Мы сидим, пьём чай, болеем,
Наблюдаем за грозой.
Потянулся за печеньем
Мой лирический герой.

Говорит он: «Отчего же
Ты замкнулась в глубине
Своих мыслей и, похоже,
Утонула. И на дне
Ты сидишь, пьёшь чай, болеешь,
Наблюдаешь за грозой?
Неужели не жалеешь
Ты ни мой, ни твой покой?

А ведь там, в реальном мире
Есть и смех, и бред, и страх.
В рифмах скрытые сатиры,
Украина в новостях…
Ты же спряталась, слабеешь,
Наблюдаешь за грозой,
Чёрный чай пьёшь, да болеешь
И общаешься со мной.»

За окном чернеет вихрь,
И рыдают за окном,
И в окно стучатся лихо,
Воют криком за стеклом
Мыслей чёрный рой пчелиный,
Затаённых дум буран,
Голос прежде соловьиный
Да души моей обман.

 

Ошибка

Я давно паранойей страдаю,
Я давно здесь, на грани бумаги,
Я рисую трагедии стаю,
В людях ищу отголоски отваги.

Я давно провалилась в бездну
И давно я от вас жду подмоги,
Я боюсь, что не выдержу, тресну,
В людях ищу мне отсюда дорогу.

Я забыла про силу улыбки,
Я сижу под дождём слишком долго,
Я давно допустила ошибку:
В людях ищу я замену для Бога.